Князь обеспечил делегацию большим грузовиком с кузовом для перевозки солдат, где стояла буржуйка, отапливающая дровами. По очереди вели машину Гомвуль и Федот Мокрицин. В кузове сидели творческие кабаны и Шмаль с Барсом. Команда подобралась приличная. Безусловно, Федот был старшим в этой компании. Гомвуль отвечал за дисциплину.
Перед кабанчиками стояла задача более поэтичная — поразить китайского правителя широтой сибирской души и глубокими знаниями, как говорится, обо всём поманеньку. А вот антропоморфным котам предстояло стать венцом замысла сибирского князя, стало быть, обольстить Хеи Мау; втереться, так сказать, в доверие к его любимым кошкам из гарема и повлиять на конечный итог коварного плана перемирия.
Работа предстояла сложная и опасная. Гибридных котов роль сластолюбцев совсем не смущала. Шмаль знал себе цену. Он умён, обворожителен, если, конечно, захочет кого-то обаять. Правду сказать, его чаще гнали взашей или даже пинали под хвост, но вера в свою мистическую притягательность и фантастическое везение придавала сил и уверенности. Шмаль верил, что миссия закончится головокружительным успехом.
Две китайские машины сопровождали грузовик сибиряков. Точного места, где произойдёт встреча с китайским ваном, не знал даже Мокрицин. Низкорослый, желтобокий кабан (старший среди сопровождающих вепрей), сносно объясняющийся на русском, предупредил, что путь переговорщиков ждёт недолгий.
Ещё в Якутске перед отправкой всем парламентёрам выдали военную форму: новенькую, беленькую — зимний вариант. В такой форме козыряли на парадах кабаньи полки. Потому у Алмаза и Рубина не возникло проблем с обмундированием. Федот и Гомвуль одеты в своё, но казённое. Чтобы нарядить Шмаля и Барса, пришлось специально шить два нестандартных образца, а ещё изготовить две пары ботинок, точь-в-точь такие же, как у настоящих вепрей, только маленькие.
В кузове было тепло, трещали дровишки в печи. В окно пробивались лучики солнца. На потолке тускло светили три лампочки. Кабаны решили вздремнуть. Коты возбуждённо изучали шевроны в виде герба Страны Сибирь, пришитые к рукавам военных курток. Двуглавый соболь сжимал одной лапой кедровую шишку, во второй держал автомат ППШ. Внизу под пышным хвостом соболя на жёлтенькой ленточке надпись: «Сибирь направо. Сибирь налево. Сибирь в сердце».
— Кто только придумал эти слова? — разглядывал герб Шмаль. — Рыжий, у тебя Сибирь в сердце есть?
Барс скривил морду.
— В сердце нет. Она в печени прячется.
Чёрный негромко рассмеялся, перестав теребить шеврон, и покосился на ящики.
— Морда у китайских не треснет? — хмыкнул Шмаль. — Четыре короба подарков и в каждом золото и бриллианты. С какого будуна такая щедрость?
— Тебе известно, что такое дипломатия? — умничал Барс.
— Спрашиваешь… Лучше меня никого не найти на роль разговорщика.
— Переговорщика, — поправил рыжий.
— Вот именно! Я с любыми добазарюсь. Спорить со мной бесполезно. Помню, попался мне хорёк на пересылке. Мы с ним сцепились и всю ночь тёрли. Он мне базякал, что не бывает белого золота, и всё тута. Я уж и так и сяк, а он спорит — не заткнуть. А потом знаешь, что оказалось?
— Что?
— Психом он оказался. В камере с нами доктор чалился. Так «айболит» предупредил, что у хорька синдром невротического соперничества.
— Ничего себе! — присвистнул Барс. — Это заразно?
— Не знаю, — задумался Шмаль, трижды сплюнув через левое плечо.
Рыжий улыбнулся.
— Босс, ты знаешь, что в ящиках хранится?
— Рыжьё для Хеи Мау, — показал осведомлённость в государственных делах Шмаль.
Алмаз отлично слышал, о чём переговариваются коты, предпочитая молчать. Разве лохматые бандиты ровня ему. Он творец, а эти двое, только и умеют, что мелочь воровать и трепаться, словно кабанихи на рынке.
Рубин тоже всё слышал. Когда речь зашла о ящиках, не сдержался, потому что пришло время познакомиться ближе. Сплочённость коллектива дело первостепенное, когда на дворе война.
— Рыжьё! — хрюкнул кабан. — Много ты понимаешь в золотых изделиях. Мы с братом ночей не спали, душу в работу вкладывали. А он: рыжьё! Дракона везём для Хеи Мау. Чистое золото. Красоты неописуемой.
Шмаль достал сигаретку, закурил.
— Слышь, пупсик. Дай посмотреть на скульптурку вашу.
— Вот за что я котиков и люблю, — не сказав ни да ни нет, пустился в рассуждения Рубин. — Любопытство!
— Любопытство? — переспросил рыжий.
— Оно самое, — утвердительно кивнул рылом Рубин. — Наш отец часто повторял: не будь трусливым, как заяц и пакостливым, как кот. А я не согласен с поговоркой. Неужели коты шкодят от нечего делать? Конечно, нет. Они просто любопытны от природы, вот и суют носик, куда не просят. Ведь так, дружище?
Шмаль глубоко затянулся. Выпустил жирное кольцо дыма в сторону кабана и снова потребовал открыть ящик:
— Не тупи, верзила. Покажи скульптуру.
Алмазу не хватало сдержанности, а вот у Рубина с нервами и здравой оценкой происходящего полный порядок. Поссориться с котами дело плёвое, но зачем наживать себе врагов, если они в одной лодке, вернее, в одном грузовике, а кругом только враги и минные поля без табличек.
На деревянный короб, в котором хранился золотой дракон, Рубин закинул лапу, обутую в армейский башмак.
— Мягкие лапки, а в лапках цап-царапки? — неожиданно для мохнатых хулиганов задал загадку кабан. — Отгадаешь, кто это, покажу дракона.
Хвост Шмаля нервно вздрогнул. Последние годы вопросы ему задавал только следователь. Детские загадки он слышал, когда ещё ползал на четвереньках под столом. В общем, как отреагировать на вопрос чёрный не знал, но рыжий поддержал друга.
— Я знаю ответ. Это кошка, — сказал Барс. — Показывай своего дракона!
Рубин пожал плечами, потянул за крышку и осторожно поднял её.
— Угадали загадку. Ладно, идите смотреть на наше изваяние.
Коты спрыгнули с лавки, подошли ближе к ящику.
— Может, достанешь Горыныча? — спросил Шмаль, надеясь хорошенько изучить подарок китайскому вождю.
— И не подумаю, — наотрез отказался Алмаз. — Так смотри.
Дракон лежал на боку. Видна только часть его блистательных элементов. Хорошо просматривалась пасть с острыми зубами, длинная, чешуйчатая шея, прижатое к телу крыло тонкой работы и змеиный хвост с шипами, похожими на гребни океанских акул. И малой части достаточно, чтобы сделать восторженный вывод: скульптура была впечатляющей. Шмаль даже ощутил животный страх перед потрясающим чудовищем — такое врождённое чувство, когда люди боятся пауков, слоны мышей, а волки красных флажков. Его передёрнуло, кинуло в дрожь; он фыркнул или чихнул.
Рыжего заинтересовал постамент, который казалась непропорционально большим в сравнении с фигурой змея.
— Можно потрогать? — вежливо спросил он.
— Только без когтей, — разрешил Рубин.
Барс погладил пасть золотой головы, прикоснулся к постаменту.
— Сами сделали?
— Вот этими руками, — показал восемь пальцев Алмаз.
Глядя на дракона, пропало желание спорить и доказывать, что руки есть только у человека, а у всех остальных — в особенности у хряков, — лапы, конечности и кривые культяпки. Потому что скульптура была действительно хороша. Такую вещь суждено создать, только обладателю богатой фантазии и мастеру, обученному, наукам удивлять. Коты помнили, кем был папаша кабанов.
Шмаль и Барс любили загадывать желания у фонтана в центре Якутска, натирая крючковатый хвостик «Писающего поросёнка». Желания никогда не сбывались, но процесс ощупывания кольца из сверкающей бронзы возвращал котов в детство, когда была рядом мама, брат и игривая сестричка.
— Дракон просто бомба! — резюмировал рыжий.
— Какая ещё бомба? — обиделся Алмаз. — Закрывай ящик, брат. Хватит им глазеть — здесь не музей. Ничего они не понимают в искусстве.
Рубин хрюкнул, приладив крышку короба на прежнее место.
— А в других ящиках что? — спросил Барс и мило улыбнулся в надежде, узнать, какие ещё подарки везут для китайского вана.
